Культура

Валентин Пикуль. О русской истории и патриотизме

12.09.2019

Моя жизнь сложилась так, что я навсегда остался самоучкой. Хорошо это или плохо? Не знаю. Во всяком случае, я ни о чем не жалею. Ибо занимаясь самостоятельно своим образованием, сначала «на ощупь», потом все более и более целенаправленно и целеустремленно, я в конце концов нашел свою настоящую любовь, которая заполнила меня всего без остатка, стала смыслом и целью моей жизни, — Историю.

Чтобы увидеть истоки этой любви, мне придется несколько слов сказать о себе. И не потому, что моя биография — какое-то исключение. Напротив, она типична для людей моего поколения. Этим-то она, может быть, и интересна.

Тяжелейшим, ни с чем, наверное, не сравнимым но трагичности событием в истории Родины стала Великая Отечественная война. А нашему поколению, сменившему тогда школьную форму на военную, она дала первый толчок к размышлениям над поступками людей, к осознанию своей причастности к огромному делу, к всенародной борьбе. Ведь для каждого честного человека личная судьба и судьба Отечества неразделимы. Войне мы без остатка посвятили свою юность, а день 9 мая 1945 года стал как бы днем получения главного и наиболее дорогого диплома: самый трудный экзамен был сдан!

А встретил я войну в Ленинграде. Было мне тогда 13 лет. Отец, Савва Михайлович, плававший еще на эсминцах типа «Новик», потом окончивший институт и ставший инженером, был призван на флот. А мы с мамой, когда разбомбило наш дом, перебрались к бабушке. Там, по сути дела, я и пережил эту первую и самую страшную блокадную зиму. Вместе с другими мальчишками дежурил на крышах, тушил немецкие зажигалки. Потом, в разгаре зимы, когда голод стал нестерпимым, зажигалки эти уже никто не тушил, сил не хватало просто передвигаться, не то что лазать на крыши.

Очень дорожу медалью «За оборону Ленинграда».

Весной 1942 года эвакуировался в Архангельск по месту службы отца. Он служил в это время на Беломорской флотилии в звании батальонного комиссара.

И вот однажды бреду я по улице — я сильно болел тогда цингой — и вдруг вижу: идут строем мальчишки, чуть постарше меня, в сопровождении старшин и матросов. Кричу: «Кто вы такие?» Они в ответ: «Мы — юнги». Я побежал домой, схватил свои «научные труды» — два «тома» собранных мной иллюстраций, статей — все по морскому делу, прибежал к воротам флотского экипажа и пристроился к ребятам. Так попал в школу юнг. Как раз в этот день мне исполнилось 14 лет. И этот день я считаю днем своего, если можно так выразиться, гражданского рождения.

В декабре того же года, уже на Соловках, нас привели к присяге. Это было огромнейшим событием в нашей жизни, оставившим глубокий в ней след. Сегодня смотришь иной раз по телевизору, как принимают присягу. Родители приезжают, оркестр исполняет праздничный туш. Ничего этого у нас не было. Застывший лес, шинель, ботинки разваливаются, руки без перчаток. И вот берешь рукавом шинели винтовку ледяную, промерзшую и даешь присягу. Вроде буднично, не романтично, даже грубо как-то. Но все это было нами до глубины души прочувствовано. Присяга давалась в сложных условиях, и никакой папа, никакая мама, никакая бабушка не смотрели в этот момент на нас. Мы были наедине друг о другом — мы и присяга. И хором, я помню, мы ее не читали. Каждый произносил присягу сам. И этой, единственной в жизни, клятве мы верны по сей день.

С 1943 года и до окончания войны служил на Северном флоте, в составе экипажа Краснознаменного эсминца «Грозный».

Когда лично меня спрашивают, не жалею ли я о том, что вместо школьного учебника в 15 лет держал штурвал боевого корабля, я совершенно искренне отвечаю — нет, не жалею. И сегодня, с высоты прожитых лет, я еще яснее, чем раньше, вижу, что ни один учебник никогда не дал бы мне столько знания жизни, людей, как тот суровый опыт, что получил я в годы войны.

После демобилизации я с такой же неистовой страстью, как в свое время на флот, устремился в литературу. Как и большинство писателей, пришедших в литературу из сырых фронтовых траншей и со скользких палуб кораблей, я знал, что надо писать, но не всегда понимал, как надо писать… А у меня к тому же не было даже среднего образования. И потому, ясно понимая, что, если я серьезно не займусь самообразованием, писателя из меня никогда не выйдет, я начал изо дня в день, как на работу, ходить к открытию в публичную библиотеку. Запоем читал русскую и советскую классику, штудировал книги по искусству, по русской истории, делал выписки, составлял конспекты.

Образование чрезвычайно важно в становлении личности. Однако в моем представлении образован не тот, кто получил аттестат зрелости или диплом института, а тот, кто всю жизнь непрестанно учится. Бывает так: встретишься о ученым и убедишься — хам, а поговоришь с водопроводчиком и видишь в нем аристократа духа. Интеллигентность, на мой взгляд, определяется благородством натуры, добротой, отзывчивостью души, стремлением помочь ближнему. Значимость личности сегодня в обновляющемся обществе возросла. Думаю, что человек обязан оставаться самим собой, не растворяться в коллективе, а, напротив, должен стремиться именно выделяться…

После войны, когда начал писать, наиболее сильное влияние оказали на меня четыре человека, люди широко и самостоятельно мыслящие, сильные духом, натуры возвышенные и стойкие. Первый — Н. Ю. Авраамов, старший офицер еще царского флота, большой специалист в области морской практики. Затем — редактор моей первой книги А. А. Хржановский. Он преподал мне уроки честного отношения к литературному труду, любовь к нестандартному мышлению, умение оставаться самим собой, не обращая внимания на кривотолки. Часто вспоминаю профессора С. Б. Окуня, возглавлявшего кафедру истории при Ленинградском университете. Мы с ним спорили, во многом наши мнения расходились, но он всегда защищал меня перед редакторами-перестраховщиками, говоря: «Автор имеет право думать иначе, нежели историк-профессионал. Роман — не учебник по истории. Физик или геолог имеют свое мнение о гибели Помпеи, которое вряд ли совпадает с тем, что мы видим на картине Карла Брюллова…»

Четвертым назову Л. И. Родионова, потомственного питерского пролетария, человека кристальной честности. Когда говорят о рабочем классе, я всегда вспоминаю именно его. Именно таким должен быть рабочий с большой буквы — образованный, культурный, убежденный, гордящийся своей профессией. Такой человек никогда не схалтурит, не обманет, не придет на работу выпившим. По возрасту он годился мне в отцы, но мы с ним очень дружили. Он верил в меня и очень мне помогал, даже материально. «Что бы ни случилось, — внушал он мне, — хоть камни с неба станут рушиться, все равно ты обязан ишачить. Поверь мне, даже болезни отступают перед работящим человеком. В труде будешь жить долго, и нет такого лодыря, который мог бы похвастаться своим долголетием».

Благодарен я Вере Пановой и Юрию Герману, которые, заметив меня смолоду, давали ценные советы, а затем рекомендовали в Союз писателей.

Очень большое влияние на меня как литератора оказала (и продолжает оказывать) русская классическая и мировая живопись. Музеи научили многое понимать, а картины обострили мой глаз. Кстати, сознаюсь, что никогда не был поклонником новейших тенденций в искусстве (хотя всегда старался их знать)! все эти Кандинские, Шагалы, Ларионовы и Пикассо — для меня они пустой звук. В этом я остаюсь глубоко «консервативен». Но зато не могу представить себе, как бы я писал свои исторические романы, не пережив множества восторгов перед полотнами прошлого — от Антропова до Репина, от Рокотова до Борисова-Мусатова, от Левицкого до Сомова, от Тропинина до Кустодиева. Я много раз убеждался, что живопись взаимосвязана с литературой, а пишущему об истории просто немыслимо пройти мимо картин старой русской жизни. Я, например, не могу писать о человеке, не посмотрев ему в лицо. И потому я еще молодым начал собирать репродукции картин, составлять портретную картотеку. Сейчас у меня собрано более двадцати пяти тысяч портретов. Это огромная работа, которой я отдал почти сорок лет жизни.

Что же касается моей любви к истории, то здесь опять «виновата» война. Уже тогда мы, воевавшие с фашизмом, стали, может быть во многом еще неосознанно, понимать, что кроме пушек и танков, самолетов и боевых кораблей наше Отечество обладает и еще одним грозным оружием — героическим прошлым. В те грозные годы как будто проснулись от дурного сна, стали понимать, что мы — не Иваны, родства не помнящие, что есть у нас и славная история, и национальное достоинство. Не случайно ведь во время войны писали и о подвигах советской комсомолки Зои Космодемьянской, и о походах русского полководца Александра Суворова. Летом 1941 года мы выстояли еще и потому, что нам в удел достался дух наших предков, закаленных в прошлых испытаниях.

Память — это сильнейшее оружие. Когда в канун гитлеровского нашествия вышел на экраны фильм об Александре Невском, образ защитника Отечества отложился в душах миллионов людей, взывал к мужеству и патриотизму. Во время войны для отличия наиболее талантливых командиров были учреждены ордена с профилями Кутузова и Суворова — ими гордились. А вот появление ордена Ушакова пришлось объяснять через газеты, ибо адмирала Ушакова, к сожалению, успели забыть. На крутом переломе войны ввели погоны, и вся армия, весь флот незримо подтянулись, как бы ощутив на своих плечах полную меру ответственности в великой преемственности поколений. Это событие застало меня еще на Соловках, и мы, мальчишки, в звании «юнга» погонами гордились, как орденами. Никогда не поверю циникам, утверждающим, что знамя — это лишь красиво расшитая тряпка. Патриоты погибали за Отчизну, осененные шелестом знамен.

К сожалению, когда война закончилась, снова ослабло внимание к отечественной истории, к историческому, а значит, и патриотическому воспитанию. А ведь роль истории в развитии великого народа, каковым является наш народ, — огромна. Она воспитывает человека в духе осмысленного патриотизма, ибо нельзя быть патриотом сегодняшнего дня, не опираясь при этом на богатейшее наследство наших предков. Знание прошлого Отечества делает человека богаче духом, тверже характером и зорче разумом. История воспитывает в нем необходимое чувство национальной гордости.

История требует от нас уважения и к себе, и к дедовским могилам, ведь культура народа всегда зависела от того, насколько народ знает и ценит свое прошлое. Сравнивая прошлое с настоящим (и делая выводы на будущее), мы должны знать, что наше государство не имело блаженных времен и жизнь русского народа всегда была сопряжена с преодолением неслыханных кризисов. Принижать свою историю, забывать ее или извращать — значит оплевывать могилы своих предков, боровшихся за родную русскую землю…

Подлинный патриотизм зиждется на глубоком понимании прошлого, ибо в прошлом мы черпаем опыт, необходимый для созидания будущего. Патриотизм — в соблюдении и развитии лучших традиций народа. Патриот, знающий много, видящий далеко, не позволит подрывать нравственные устои общества, осквернять отечественные святыни, взрывать храмы или возводить танцплощадки в местах, где упокоились предки.

Воспитание патриотизма должно начинаться с истории. Никакое дерево не растет без корней, и чем глубже корни, тем крепче дерево. Захватчики всех времен понимали значение исторической памяти народа.

Новгородский памятник Тысячелетия России был потому так торопливо повержен с пьедестала фашистами, что они желали заставить народ забыть своих великих предков, вычеркнуть нас, русских, из всемирной истории человечества. У нас же за плечами столетия такой громкой истории, которой не надо стыдиться. Н. Г. Чернышевский очень точно когда-то заметил:

«Историческое значение каждого русского великого человека измеряется его заслугами Родине, а его человеческое достоинство — силою его патриотизма».

Знакомить человека с историей, воспитывать в нем осознанный патриотизм необходимо с детства. Ребенку нужны «Мойдодыр», «Дяди Степы», это бесспорно. Но ему еще более необходимы живые, интересно написанные книги по истории. С ранних лет он должен быть знаком с великими деяниями своих соотечественников от Дмитрия Донского до Юрия Гагарина, от Александра Невского до Александра Матросова, Николая Гастелло. Ведь это тоже — история! К великому сожалению, таких книг издается крайне мало.

Сегодня, будем смотреть правде в глаза, у нас история до семнадцатого года, по сути дела, скудная. Даже учебники для вузов — не говоря о школьных — это чахленькие конспекты. И тот, кто хочет действительно знать историю, просто не знает, где взять нужные ему книги. Это — беда.

Валентин Пикуль – человек со своим собственным мнением.

В XVII веке маньчжурская династия Цин вломилась в Китай и свергла китайскую династию Мин. Китайцам велено было производить отсчет истории с того года, как они покорились династии маньчжуров, которые понимали главное: у дерева надо обрубить корни, и дерево зачахнет.

Не произошло ли нечто подобное в 20-е — 30-е годы нашего века, когда русская история была задернута траурным флером. Историю заменяли либо история развития общественных формаций, либо история революционных движений, либо история классовой борьбы. Истории как изложения событий в хронологическом порядке не было или почти не было. Во многом тут виновата вульгарная социология. Были у нас такие горе-теоретики, которые пессимизм лирики Лермонтова объясняли понижением цен на зерно, что, дескать, и настроило на унылый лад лиру поэта-помещика. (Тут я смеялся буквально до слёз – прим. автора сайта.) История России была задвинута в самый дальний угол образования, словно одряхлевшая мебель. Если о ней вспоминали, то дальше Степана Разина, Емельяна Пугачева и декабристов идти как-то робели.

И такое положение длилось довольно долго. Вместо истории давали какие-то отсевки, дуранду вместо хлеба. К сожалению, эту дуранду продолжают пихать и сейчас. Почему-то история Месопотамии или Древнего Рима у нас преподносится более широко и ярко, нежели история Отечества.

И что еще глубоко меня возмущает, это когда говорят или пишут о том, что Россия, темная, отсталая, забитая, состояла сплошь из рабов и крепостников. Но я вот думаю: как же из этого темного мира рождались светлейшие личности? А их было немало на Руси, немало! И непонятно, откуда же тогда явился нам Пушкин?

И то, что в свое время были разрушены замечательные памятники искусства, памятники людям прошлого — это результат преступного отношения к истории.

Я глубоко убежден, что нам всеми силами, всем народом надо срочно, незамедлительно поправлять это положение.

Начать надо, как я уже говорил, с книжек для самых маленьких, со школьных учебников и продолжить более серьезной литературой.

Наша страна нуждается сегодня в одном — пусть хотя бы пока одном — широко популярном, народном издании по истории. Что-нибудь типа издания старой «Нивы». Ведь в чем был успех «Нивы» — журнала не исторического, но и не обходившего истории? Он доступным языком рассказывал о том, что произошло в мире, кто приехал в Россию, выехал из России, печатал художественные произведения. И что немаловажно — был хорошо иллюстрирован. Печатал картины русских и зарубежных художников. Ведь недаром многие известные деятели искусства в своих мемуарах отмечают, что на их становление огромное влияние оказал журнал «Нива».

Кстати, неблагополучно обстоит у нас дело не только с изданием чисто исторических трудов. Почти невозможно достать тексты древнерусских летописей, произведений средневековых авторов. «Слово о полку Игореве» у нас издают, слава богу, хорошо, а вот «Житие… Аввакума» — редкость. А ведь его надо не просто читать — многократно перечитывать, для того хотя бы, чтобы вспомнить те русские слова, которые мы забыли. А они, между прочим, очень точные, как пули снайпера. Если даже отбросить религиозное подвижничество Аввакума — что само по себе вызывает большое уважение, — то и как писатель он заслуживает почетного места в русской истории и литературе.

Без знания истории немыслим культурный человек.

Без знания прошлого — повторяю это еще раз — невозможно сегодня быть и патриотом. История — могучий фактор воспитания осознанного патриотизма.

Скажу о себе. Несмотря на то что я ушел добровольцем на флот, вроде бы неплохо воевал, прослушал массу политбесед, которые в те годы носили далеко на формальный характер, я по-настоящему начал познавать и узнавать свое Отечество только тогда, когда стал изучать историю. Я, как дерево, вдруг обнаружил те корни, которые меня питают. Патриотизм держится на глубоком знании своей Родины — знании самом всеобъемлющем. Одного лишь умиления березкой, кустом черемухи человеку мало. Мы должны смотреть на свою Отчизну широко, объемно — в пространстве и во времени.

Вот я никогда не был за границей. Если не считать Норвегии, куда заходил наш эсминец во время войны. Но меня, скажу прямо, за границу и не тянет. Я бы чувствовал, что поступаю неправильно, поехав, например, в Париж, если я никогда не бывал в Иркутске, Астрахани, Вологде — тех городах нашей страны, в которых я хотел бы побывать. Сначала надо дома у себя оглядеться, узнать его как следует, а значит, и полюбить.

К великому сожалению, сегодня и в жизни, и в литературе люди стали как-то сдержанно выражать свои чувства к Родине. И я боюсь, не стоит ли за этим некоторое равнодушие? Мне иногда мои друзья, писатели, прямо говорят: «Ну зачем ты так открыто пишешь о патриотизме? У тебя герои сплошь и рядом заявляют: «Друзья, я очень люблю свою Родину». Так в литературе сегодня не принято». А чего стесняться? Я сам считаю себя патриотом и не боюсь говорить об этом громко.

Думаю, что искусство наше должно говорить о любви к Родине во весь голос. Не стесняясь. Народ нужно учить добрым примером. Ну зачем, скажите, специально писать о том, как воруют в универмаге? Воруют — сажайте! Но при чем тут литература? Все это, я думаю, не предмет для искусства.

Правда, и патриотическую тему могут начать эксплуатировать халтурщики и приспособленцы. Но здесь все же трудно притворяться. Никакое произведение не будет иметь патриотического воздействия, если сам писатель, композитор, режиссер не является искренним патриотом. И как бы профессионально грамотно ни было сделано произведение, фальшь все равно даст о себе знать. Каков ты есть — такова будет и твоя книга.

А как богата наша история примерами героизма! Примерами поистине бесценными для патриотического воспитания молодежи.

Ведь сколько в истории Отчизны было критических моментов, и ничего — выдержали! И не просто выдержали, а победили.

А много ли сегодня знаем о доблестных делах наших далеких и близких предков?

Я никогда не думал, что в своих научных и писательских интересах когда-нибудь «заберусь» на Дальний Восток. Но мне попались интересные материалы по обороне Камчатки во время русско-японской войны, по созданию народного ополчения. Я увидел, как народ, отнюдь не «передовой», а чувствующий патриотизм больше шкурой, поднялся против оккупантов. Так родился мой роман «Богатство». А когда я вчитался в материалы по обороне Владивостока нашими крейсерами — я просто ахнул: какой там кладезь! И меня, как историка и писателя, привлек в первую очередь тот огненный патриотический порыв в командах наших крейсеров, которые, оказавшись в очень неудобном тактическом и стратегическом положении, сделали огромное дело.

Да мало ли таких примеров!

Вот знаменитая атака кавалергардов при Аустерлице, вошедшая в историю нашей воинской славы. У меня в коридоре висит картина Самокиша «Аппель» — это призыв вернуться из атаки. Но возвращаются единицы. А шли они в атаку, зная, что идут на верную смерть, что враг их не пощадит. Но они пошли. Ибо надо было спасти честь русской гвардии. Спасти ценой собственных жизней. Только и всего.

Я часто думаю над этим фактом нашей истории. Что это были за люди? Откуда такой огненный порыв самопожертвования? Вышли все из дворянских усадеб, болтали по-французски, пили шампанское, ухаживали за дамами. Специально же военно-патриотическим воспитанием никто не занимался.

Но дело в том, что вся атмосфера жизни была пронизана духом патриотизма. С детских лет эти юноши слушали разговоры взрослых о Родине, о подвигах, о славе. Смотрели на портреты своих предков, увешанных орденами, погибших в битвах за Отечество. Заходили в лакейскую, а там пели русские народные песни, рассказывали подлинные истории тех или иных походов. Так складывались характеры патриотов.

И вот я думаю, всегда ли мы сегодня используем тот огромный духовный опыт, те героические традиции, что вынесли из огня Великой Отечественной войны? Всегда ли мы внимательны к людям, к ветеранам, несущим с собой и в себе весь накал патриотизма военных лет?

Иногда видишь, идет ветеран, надел свои медали, ордена — что кто заслужил, — он и гордится своими наградами, и чего-то стесняется, чем-то смущен. И никто на него не смотрит, толкают его, пихают. Плевать, что ветеран. Жалко мне их иногда бывает. И горько за наше равнодушие.

Я сам ветеран, и как же больно иногда делается, когда где-нибудь в компании услышишь, как кто-то из ветеранов начнет рассказывать о том, как штурмовал он Прагу или Берлин, а его не слушают, перебивают. А то и дети еще скажут: ладно, папа, хватит, мы это уже слышали, подумаешь, война, есть сегодня заботы в поважнее. И замолчит этот человек, наткнувшись на равнодушие. А сколько мог бы он еще рассказать! И рассказы эти — бесценны. Ибо правдивы. Иному писателю, пишущему о войне, такая правда и не снилась.

Записывать надо эти рассказы, издавать. А то у нас все больше печатают мемуары военачальников. Хорошие мемуары, но ведь солдат тоже воевал. И видел войну, кровь, смерть, как говорится, в глаза.

Вообще, минувшая война — это наша недавняя история — кладезь для серьезного писателя. Сколько там таится тем! Причем не обязательно связанных с баталиями.

Больше и лучше надо говорить и писать о том времени. Но одно условие, замечу попутно, должно быть непременным для пишущего вообще, а о войне тем более — правда. Многие писатели так называемого фронтового поколения не раз говорили о том, что именно желание сказать правду о пережитом заставило их взяться за перо. Да и сам я начал писать потому, что порой не находил в литературе тех лет этой самой правды. А ведь как бывает: признанный писатель, мастер слова, красиво и завораживающе рассказывает читателю о том, например, как полковник после ранения плыл по Оке. В старой усадьбе встретил он учительницу, которая вышла, согревая руки в муфте. Полковник оставил свой чемодан и провел волшебный вечер в вишневом саду…

Я читаю — и не верю. Не было этого волшебного вечера! Не было дамы с муфтой. Вышла к полковнику измученная нуждой, войной женщина с кошелкой, где лежали две картофелины, которые ей надо поделить между тремя детьми, и полковник вынул сало, хлеб, которые вез матери, и сунул ей — бери! Вот это — правда. Хотя жестокая и не романтичная. Но правда.

У нас историю часто понимают как нечто минувшее, ушедшее в небытие. Но история — это не остывший пепел и не только день вчерашний. Это — неразрывная связь времен, единая цепь, где важно каждое звено, в том числе и день сегодняшний. Вот почему сейчас весь наш народ с таким энтузиазмом воспринимает те решения партии, которые ведут к положительным переменам в жизни общества. Важно только, чтобы эти положения не потонули в красивых речах, благих пожеланиях. Ведь ни на одном съезде партии не принималось плохих решений — все замыслы были хорошие. Все зависит от их исполнения. Если командир отдал приказ — он должен быть уверен, что приказ его будет понят и выполнен в точности. На этом держится воинская, служба. Но на этом должен держаться и весь государственный аппарат. Задача сейчас — довести решения до дела, а дело — до конца. Мало того, необходимо, чтобы весь народ проникся идеями грядущих перемен, понял жизненную их необходимость. Тогда успех обеспечен. Причем это касается не только экономики, но и проблем социальных, духовных, нравственных.

Вот, к примеру, развернувшаяся в последнее время в общегосударственном масштабе борьба с пьянством. Это очень нужное и своевременное дело. Пьянство — страшное, всеразрушающее зло. А ведь, как ни странно, за последние двадцать лет это отрицательное явление приняло угрожающие масштабы. Но опять же никакими, даже очень хорошими, постановлениями не изжить этого зла, если борьба с ним не станет делом общенародным.

Скажу как историк: широко бытующая молва о том, что-де на Руси-матушке всегда пили, что «веселие Руси есть питие», — это злонамеренная, злоязычная ложь. Пьянство никогда не было свойственно русскому народу. А там, где оно появлялось, с ним всенародно старались бороться. Целые уезды объявлялись на сходках безалкогольными, убирались из сел трактиры и т. д. Вспоминаю в этой связи мемуары прекрасного художника Александра Герасимова, уроженца города Козлова, ныне Мичуринска.

Жители этого города были в основном прасолами — торговцами скотом. Были в городе и трактиры. В пять утра город просыпался, и жители его — с детьми, бабками — шли в эти трактиры и пили там… чай. Спиртного никто не пил. Но вдруг кто-то взял рюмку водки. Все. Он мог из этого города уезжать. Ему больше не верили. С ним не заключали сделок, не давали ссуды и т. д. Ему оставалось только бежать из города. И все потому, что он в присутствии горожан выпил рюмку водки. Вот что значит сила общественного мнения!

Важнейшей проблемой сегодняшнего дня кажется мне проблема семьи. У нас мало думают о священном таинстве брака. Отсюда — огромное число разводов, несчастных детей, поломанных жизней. Многое зависит здесь от женщины. А ей приходится сейчас очень трудно. Она и на работе наломается, и дома дел невпроворот. Где уж ей о себе подумать!

Когда-то очень много говорили и писали о равноправии женщин. Один всемирно известный ученый, ратуя за это самое равноправие, утверждал, что женщина может даже работать в шахте, ибо у нее якобы позвоночник более гибкий, чем у мужчин. Лично я на признаю такого равноправия. Женщина стояла и стоит выше мужчины. У древних славян было глубочайшее почтение к женщине, и женщина называлась словом замечательным — берегиня. Хранительница очага, хранительница семьи, хозяйка, жена, наконец, семейный мудрец, который разрешает все конфликты. А у нас зачастую равноправие оборачивается очень неприглядной стороной: женщины ломом орудуют, а мужчина — бригадир, ходит, покуривая, с записной книжечкой. Нет уж, пусть наши женщины лучше ходят по цветам, а не спускаются в шахту. Тогда и в семье будет мир и согласие.

Несколько слов хотелось бы сказать о семьях военнослужащих, офицеров. Выйдет замуж молодая девушка, живущая в большом городе, за курсанта. А его после окончания училища или академии направляют в отдельный гарнизон, на боевую точку. Каково женщине, привыкшей к удобству, уюту, жизненной стабильности, менять свой быт? Ведь женщина по природе своей домоседка. А офицер меняет местожительство часто. Послали в одно место, получил квартиру, вбил гвозди, повесил картину. А завтра — новое назначение. Значит, гвозди выдергивай, собирай чемоданы. Трудная жизнь. Особенно для женщины. И потому, коли она решила вступить в брак с офицером, она обязана внутренне подготовиться к грядущим тяготам армейской жизни. Я глубочайше уважаю жен офицеров. Считаю, что быть офицерской женой — это профессия. Это большая честь и большая ответственность!

Огромные, исторической важности задачи стоят перед нашим народом по охране памятников прошлого. Причем мы еще до сих пор говорим «по охране».

Вынуждены так говорить. Ибо варварское, а точнее, преступное их уничтожение еще встречается. Каких бесценных сокровищ мы лишились! Одно нажатие кнопки — и не стало построенного на народные копейки в честь победы в войне 1812 года храма Христа-спасителя. На народные же деньги был воздвигнут памятник национальному герою — Скобелеву. И его свергли. Зачем? Да мало ли таких примеров! И что это — вопиющее варварство или вредительство?

И вот уже встречаешь в газете, что не в 30-е годы, а сегодня где-то подожгли древнюю часовню, мало того — разрушили памятник героям гражданской войны или партизанам войны Отечественной. Исторический нигилизм не проходит даром. Он калечит души людей, лишает их понимания национальных святынь. И не пора ли спрашивать за это с полной строгостью, как за самое тяжкое преступление? А разве не в том же ряду варварских, преступных действий надо рассматривать спроектированный без глубокой научной основы и уже начавший осуществляться переброс северных рек, против которого единым фронтом выступила научная, писательская, да и вообще широкая общественность? Слава богу, проект отменили. Но ответил ли кто-нибудь за это преступление, понес ли какое-либо наказание? А ведь это миллиарды рублей. Да бог с ними, в конце концов, с миллиардами. А затопленные множества городов и сел, в которых есть жемчужины мирового зодчества, их кто восстановит? Кто вернет народу, нам с вами, нашим детям и внукам? И простят ли нам дети и внуки эти бесценные потери?

Так давайте помнить, что, живя и работая сегодня, мы живем в Истории и для Истории. И надо делать все для того, чтобы потомки наши — через сто, двести, триста лет — не стыдились нас, а гордились нами.

Из статьи В. С. Пикуля «История — огонь, а не остывший пепел»